Любимые мои стихотворения

               

     У меня с поэзией отношения сложные. Восхищает любая красивая, отлично зарифмованная строка , но любимые - это те, что терзают память впоследствии, -  не дают забыть о себе, не дают сосредоточиться на чем-то другом, те, из-за которых перебираешь горы книг - только бы найти... 
      В  разные годы жизни это были разные стихотворения, но здесь придется объединить по авторам.
     Строчки эти мучили не только меня: многие из этих стихотворений стали песнями.

А. Майков

Степной травы пучок сухой,

Он и сухой благоухает!

И разом степи надо мной

Когда в степях, за станом стан,

Был хан Отрок и хан Сырчан,

Два брата, батыри лихие.

Велик полон был взят из Руси!

Певец им славу пел, рекой

Вдруг шум и крик, и стук мечей,

И кровь, и смерть, и нет пощады!

Ловцами спугнутое стадо.


То с русской силой Мономах
Всесокрушающий явился;
Сырчан в донских залег мелях,
 
И шли года... Гулял в степях
Лишь буйный ветер на просторе...
Но вот - скончался Мономах,
 
Зовет к себе певца Сырчан
И к брату шлет его с наказом:
«Он там богат, он царь тех стран,
 
Скажи ему, чтоб бросил всё,
Что умер враг, что спали цепи,
Чтоб шел в наследие свое,
В благоухающие степи!
 
Когда ж на песнь не отзовется,
Свяжи в пучок емшан степной
И дай ему - и он вернется».
 
Отрок сидит в златом шатре,
На золоте и серебре
Князей он чествует подвластных.
 
Введен певец. Он говорит,
Чтоб в степи шел Отрок без страха,
Что путь на Русь кругом открыт,
 
Отрок молчит, на братнин зов
Одной усмешкой отвечает, -
И пир идет, и хор рабов
Его что солнце величает.
 
Встает певец, и песни он
Поет о былях половецких,
Про славу дедовских времен
 
Отрок угрюмый принял вид
И, на певца не глядя, знаком,
Чтоб увели его, велит
Своим послушливым кунакам.
 
И взял пучок травы степной
Тогда певец, и подал хану -
И смотрит хан - и, сам не свой,
 
За грудь схватился... Все глядят:
Он - грозный хан, что ж это значит?
Он, пред которым все дрожат, -
Пучок травы целуя, плачет!
 
И вдруг, взмахнувши кулаком:
«Не царь я больше вам отныне! -
Воскликнул.- Смерть в краю родном
 
Наутро, чуть осел туман
И озлатились гор вершины,
В горах идет уж караван -
Отрок с немногою дружиной.
 
Минуя гору за горой,
Всё ждет он - скоро ль степь родная,
И вдаль глядит, травы степной
Пучок из рук не выпуская.

Перси Биши Шелли                                  

     I
Опошлено слово одно
    И стало рутиной.
Над искренностью давно
    Смеются в гостиной.
Надежда и самообман -
    Два сходных недуга.
Единственный мир без румян -
    Участие друга.
                   II
Любви я в ответ не прошу,
    Но тем беззаветней
По-прежнему произношу
    Обет долголетний.
Так бабочку тянет в костер
    И полночь - к рассвету,
И так заставляет простор
    Кружиться планету.
( перевод Б.Пастернака)

Генрих Гейне

Пытай меня, избей бичами,

На клочья тело растерзай,

Рви раскаленными клещами,--

Но только ждать не заставляй!

Пытай жестоко, ежечасно,

Дроби мне кости ног и рук,

Но не вели мне ждать напрасно, —

О, это горше лютых мук!

Весь день прождал я, изнывая,

Весь день, -- с полудня до шести!

Ты не явилась, ведьма злая,

Пойми, я мог с ума сойти!

Меня душило нетерпенье

Кольцом удава, стыла кровь,

На стук я вскакивал в смятенье,

Но ты не шла,-- я падал вновь…

Ты не пришла, -- беснуюсь, вою,

А дьявол дразнит: «Ей-же-ей,

Твой нежный лотос над тобою

Смеется, старый дуралей!»

    Осип Мандельштам

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся.

Как журавлиный клин в чужие рубежи —
На головах царей божественная пена —
Куда плывете вы? Когда бы не Елена,
Что Троя вам одна, ахейские мужи?

И море, и Гомер — все движется любовью.
Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,
И море черное, витийствуя, шумит
И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

****

Только детские книги читать,
Только детские думы лелеять,
Все большое далеко развеять,
Из глубокой печали восстать.

Я от жизни смертельно устал,
Ничего от нее не приемлю,
Но люблю мою бедную землю
Оттого, что иной не видал.
Я качался в далеком саду
На простой деревянной качели,
И высокие темные ели
Вспоминаю в туманном бреду.

1908

Борис Пастернак

Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит.

Достать пролетку. За шесть гривен,
Чрез благовест, чрез клик колес,
Перенестись туда, где ливень
Еще шумней чернил и слез.

Где, как обугленные груши,
С деревьев тысячи грачей
Сорвутся в лужи и обрушат
Сухую грусть на дно очей.

Под ней проталины чернеют,
И ветер криками изрыт,
И чем случайней, тем вернее
Слагаются стихи навзрыд.

ПРО ЭТИ СТИХИ

На тротуарах истолку
С стеклом и солнцем пополам,
Зимой открою потолку
И дам читать сырым углам.

Задекламирует чердак
С поклоном рамам и зиме,
К карнизам прянет чехарда
Чудачеств, бедствий и замет.

Буран не месяц будет месть,
Концы, начала заметет.
Внезапно вспомню: солнце есть;
Увижу: свет давно не тот.

Галчонком глянет Рождество,
И разгулявшийся денек
Прояснит много из того,
Что мне и милой невдомек.

В кашне, ладонью заслонясь,
Сквозь фортку крикну детворе:
Какое, милые, у нас
Тысячелетье на дворе?

Кто тропку к двери проторил,
К дыре, засыпанной крупой,
Пока я с Байроном курил,
Пока я пил с Эдгаром По?

Пока в Дарьял, как к другу, вхож,
Как в ад, в цейхгауз и в арсенал,
Я жизнь, как Лермонтова дрожь,
Как губы в вермут окунал.

Лето 1917

***

О, знал бы я, что так бывает,
Когда пускался на дебют,
Что строчки с кровью - убивают,
Нахлынут горлом и убьют!

От шуток с этой подоплекой
Я б отказался наотрез.
Начало было так далеко,
Так робок первый интерес.

Но старость - это Рим, который
Взамен турусов и колес
Не читки требует с актера,
А полной гибели всерьез.

Когда строку диктует чувство,
Оно на сцену шлет раба,
И тут кончается искусство,
И дышат почва и судьба.

***

Никого не будет в доме,
Кроме сумерек. Один
Зимний день в сквозном проеме
Незадернутых гардин.

Только белых мокрых комьев
Быстрый промельк моховой,
Только крыши, снег, и, кроме
Крыш и снега, никого.

И опять зачертит иней,
И опять завертит мной
Прошлогоднее унынье
И дела зимы иной.

И опять кольнут доныне
Неотпущенной виной,
И окно по крестовине
Сдавит голод дровяной.

Но нежданно по портьере
Пробежит сомненья дрожь,-
Тишину шагами меря.
Ты, как будущность, войдешь.

Ты появишься из двери
В чем-то белом, без причуд,
В чем-то, впрямь из тех материй,
Из которых хлопья шьют.

ЕДИНСТВЕННЫЕ ДНИ

На протяженье многих зим
Я помню дни солнцеворота,
И каждый был неповторим
И повторялся вновь без счета.

И целая их череда
Составилась мало-помалу -
Тех дней единственных, когда
Нам кажется, что время стало.

Я помню их наперечет:
Зима подходит к середине,
Дороги мокнут, с крыш течет
И солнце греется на льдине.

И любящие, как во сне,
Друг к другу тянутся поспешней,
И на деревьях в вышине
Потеют от тепла скворешни.

Мариано Бруль

Дождь

Он сам был собой исхлестан,
В наш город вбежавший дождик.
Как плакал он вдоль газонов,
Как плакал он вдоль дорожек!
Рыдал он на тротуарах 
и пел , до костей промокнув.
А все закрывали двери,
А все закрывали окна.
Не мог от себя он скрыться
Куда ему было деться:
Его не пустили люди
У теплой печи погреться.
Снесла его речка в бухту,
Канавы его отпели,
И стало бедняге море
Могилой и колыбелью.


  
Яна Бражник

От любви до безумия пара шагов.
Та же пара шагов от порока до власти.
Счастье-это когда понимают без слов.
Если этого нет-значит, это не счастье.

От любви до потери-минута в пути,
И минута в пути от разлуки до встречи.
счастье-это когда ты не можешь уйти.
Если можешь уйти-значит, хвастаться нечем.

От любви до безумия- сутки бежать,
Друг до друга бежать, распадаясь на части.
Счастье-это когда тебе нечем дышать.
Если это не так-значит, это не счастье.

Галина Сергеева 

Покровские ворота

Я приду к Вам в ту среду и останусь навеки.
В среду тысячу лет, как меня разлюбили,
Как глазеют в метро на опухшие веки, 
Как утихло в дому и собаки завыли.
Не вернуть ничего и , как смерть, не исправить,
Даже не рассказать, задыхаясь в слезах,
Как училась о том безнадежно лукавить
у друзей, у прохожих - у всех на глазах.
Были дни словно злые, седые старухи,
Что закроются на ночь на восемь замков.
Были дни как шторма! И ходили те слухи, 
Что я брошена сотней своих женихов.
Я приду к Вам в ту среду умереть от позора,
Но и Вам не видать, не кривить милый рот,
Как я буду идти, вся из горя и взора,
От гордыни своей до Покровских ворот.

Хосе Сакариас Тальет

Я был таким хорошим, что числился кретином,
Вернее - постоянно пылающим камином.
Чтоб не погасло пламя, себя топил я даже
Идеями чужими в слепом ажиотаже.
Они рождали искры несбыточных идиллий
И дымовой завесой мне разум закадили.
Чарующие искры, как пестрые спирали,
Взмывали на мгновенье и тут же отгорали.
Но дым, рожденный ими, был до того обилен
Что наслоился сажей густою средь извилин.
Чуть позже ливень жизни легко коснулся тела,
И копоть липкой грязью на грудь мою осела,-
И с той поры я не был под небом непогожим
Настолько уж кретином, чтоб числиться хорошим.
Потом как ветер свежий подул житейский опыт,
И грязь, затвердевая, стянула грудь, как обод,
И заковала сердце в доспехи незаметно -
 Доспехи эти были надежнее цемента.
С тех самых пор по вышеуказанным причинам,
Я не такой хороший, чтоб числиться кретином.

Андрей Белый

Родине

Рыдай, буревая стихия,
В столбах громового огня!
Россия, Россия, Россия,-
Безумствуй, сжигая меня!

В твои роковые разрухи,
В глухие твои глубины,-
Струят крылорукие духи
Свои светозарные сны.

Не плачьте: склоните колени
Туда - в ураганы огней,
В грома серафических пений,
В потоки космических дней!

Сухие пустыни позора,
Моря неизливные слез -
Лучом безглагольного взора
Согреет сошедший Христос.

Пусть в небе - и кольца Сатурна,
И млечных путей серебро,-
Кипи фосфорически бурно,
Земли огневое ядро!

И ты, огневая стихия,
Безумствуй, сжигая меня,
Россия, Россия, Россия,-
Мессия грядущего дня!
(1917)

ГАЛАКТИОН ТАБИДЗЕ


ОН И ОНА

Мир состоит из гор,
Из неба и лесов,
Мир – это только спор
Двух детских голосов.

Земля в нем и вода,
Вопрос в нем и ответ:
На всякое "о, да!"
Доносится "о, нет!".

Среди зеленых трав,
Где шествует страда,
Как этот мальчик прав,
Что говорит: "о, да!".

Как девочка права,
Что говорит: "о, нет!".
И правы все слова,
И полночь и рассвет.

Так в лепете детей
Враждуют "нет" и "да",
Как и в душе моей,
Как и во всем всегда.

(Пер. Беллы Ахмадулиной)

Николоз Бараташвили

Цвет небесный, синий цвет

Полюбил я с малых лет.

В детстве он мне означал

Синеву иных начал.

И теперь, когда достиг

Я вершины дней своих,

В жертву остальным цветам

Голубого не отдам

Он прекрасен без прикрас -

Это цвет любимых глаз,

Это взгляд бездонный твой,

Опалённый синевой.

Это цвет моей мечты,

Это краска высоты.

В этот голубой раствор

Погружён земной простор

Это лёгкий переход

В неизвестность от забот

И от плачущих родных

На похоронах твоих.

Это синий негустой

Иней над моей плитой,

Это сизый зимний дым

Мглы над именем моим.

(Перевод Б. Пастернака)

Новелла Матвеева

Ветер

Какой большой ветер
Напал на наш остров!
С домишек сдул крыши,
Как с молока - пену,
И если гвоздь к дому
Пригнать концом острым,
Без молотка, сразу,
Он сам войдет в стену.

Сломал ветлу ветер,
В саду сровнял гряды -
Аж корешок редьки
Из почвы сам вылез
И, подкатясь боком
К соседнему саду,
В чужую врос грядку
И снова там вырос.

А шквал унес в море
Десятка два шлюпок,
А рыбакам - горе, -
Не раскурить трубок,
А раскурить надо,
Да вот зажечь спичку -
Как на лету взглядом
Остановить птичку.

Какой большой ветер!
Ох! Какой вихрь!
А ты глядишь нежно,
А ты сидишь тихо,
И никакой силой
Тебя нельзя стронуть:
Скорей Нептун слезет
Со своего трона.

Какой большой ветер
Напал на наш остров!
С домов сорвал крыши,
Как с молока - пену...
И если гвоздь к дому
Пригнать концом острым,
Без молотка, сразу,
Он сам уйдет в стену.

Булат Окуджава 

Молитва

Пока Земля еще вертится,
пока еще ярок свет,
Господи, дай же ты каждому,
чего у него нет:
мудрому дай голову,
трусливому дай коня,
дай счастливому денег...
И не забудь про меня.

Пока Земля еще вертится —
Господи, твоя власть!—
дай рвущемуся к власти
навластвоваться всласть,
дай передышку щедрому,
хоть до исхода дня.
Каину дай раскаяние...
И не забудь про меня.
Я знаю: ты все умеешь,
я верую в мудрость твою,
как верит солдат убитый,
что он проживает в раю,
как верит каждое ухо
тихим речам твоим,
как веруем и мы сами,
не ведая, что творим!

Господи мой Боже,
зеленоглазый мой!
Пока Земля еще вертится,
и это ей странно самой,
пока ей еще хватает
времени и огня,
дай же ты всем понемногу...
И не забудь про меня.

   ***
       В земные страсти вовлеченный, 
      я знаю, что из тьмы на свет 
      однажды выйдет ангел черный 
      и крикнет, что спасенья нет. 

      Но простодушный и несмелый, 
      прекрасный, как благая весть, 
      идущий следом ангел белый 
      прошепчет, что надежда есть. 


Эндре Ади


Впереди доброго князя тишины

По лунному свету блуждаю, посвистывая,
Но только оглядываться мы не должны:
Идет
Вслед за мной вышиной в десять сажен
Добрейший князь тишины.

И горе мне, если бы впал я в безмолвие
Или уставился на лик луны:
Стон, треск —
Растоптал бы меня моментально
Добрейший князь тишины.

***
Моя невеста

Да будь она хоть шлюха площадная,
но пусть до гроба - мне душа родная

 В пожаре лета пусть пылает ало:
"Ты тот, кого ждала я и желала".

Последней швалью пусть она считалась-
Лишь мне бы вся любовь ее  досталась.

И если в бурю преклоним колена,
Так пусть она и я - одновременно.

И если светом с нею мы нальемся,
То пусть в губах друг друга захлебнемся.

И если скорчусь там,где пыль да камень
То пусть прильнет и обовьет руками. 

А поглотит меня огонь священный,
Так пусть летит она со мной во тьму вселенной .

В слезах, в грязи, униженным, гонимым -
Да буду я всегда ее любимым!

Пусть Жизнь - ей имя! Пусть она вернет мне грозы-
Все то,на чем сгорели мои грезы.

Я в намалеванном лице ее читаю,
Что вот - мой ангел,жизнь и смерть, душа святая.

Разбив скрижали предрассудков, мы бы оба
Над миром суетным смеялись бы до гроба!

Вдвоем смеялись бы.прощаясь с ним навечно,
В любви бы умерли, признав чистосердечно:

"Жизнь - это грех и грязь,
Чьи силы неизбежны.
Лишь двое были мы чисты и белоснежны."

(пер. Юнны Мориц)

Николай Заболоцкий.

МЕРКНУТ ЗНАКИ ЗОДИАКА  

Меркнут знаки Зодиака
Над просторами полей.               
Спит животное Собака,
Дремлет птица Воробей.
Толстозадые русалки
Улетают прямо в небо,
Руки крепкие, как палки,
Груди круглые, как репа.
Ведьма, сев на треугольник,
Превращается в дымок.
С лешачихами покойник
Стройно пляшет кекуок.
Вслед за ними бледным хором
Ловят Муху колдуны,
И стоит над косогором
Неподвижный лик луны.

Меркнут знаки Зодиака
Над постройками села,
Спит животное Собака,
Дремлет рыба Камбала,
Колотушка тук-тук-тук,
Спит животное Паук,
Спит Корова, Муха спит,
Над землей луна висит.
Над землей большая плошка
Опрокинутой воды.

Леший вытащил бревешко
Из мохнатой бороды.
Из-за облака сирена
Ножку выставила вниз,
Людоед у джентльмена
Неприличное отгрыз.
Все смешалось в общем танце,
И летят во сне концы
Гамадрилы и британцы,
Ведьмы, блохи, мертвецы.

Кандидат былых столетий,
Полководец новых лет,
Разум мой! Уродцы эти -
Только вымысел и бред.
Только вымысел, мечтанье,
Сонной мысли колыханье,
Безутешное страданье,-
То, чего на свете нет.

Высока земли обитель.
Поздно, поздно. Спать пора!
Разум, бедный мой воитель,
Ты заснул бы до утра.
Что сомненья? Что тревоги?
День прошел, и мы с тобой -
Полузвери, полубоги -
Засыпаем на пороге
Новой жизни молодой.

Колотушка тук-тук-тук,
Спит животное Паук,
Спит Корова, Муха спит,
Над землей луна висит.
Над землей большая плошка
Опрокинутой воды.
Спит растение Картошка.
Засыпай скорей и ты!

МОЖЖЕВЕЛОВЫЙ КУСТ

Я увидел во сне можжевеловый куст,
Я услышал вдали металлический хруст,
Аметистовых ягод услышал я звон,
И во сне, в тишине, мне понравился он.

Я почуял сквозь сон легкий запах смолы.
Отогнув невысокие эти стволы,
Я заметил во мраке древесных ветвей
Чуть живое подобье улыбки твоей.

Можжевеловый куст, можжевеловый куст,
Остывающий лепет изменчивых уст,
Легкий лепет, едва отдающий смолой,
Проколовший меня смертоносной иглой!

В золотых небесах за окошком моим
Облака проплывают одно за другим,
Облетевший мой садик безжизнен и пуст...
Да простит тебя бог, можжевеловый куст!

Я трогал листы эвкалипта

Я трогал листы эвкалипта  

И твердые перья агавы,  

Мне пели вечернюю песню  

Аджарии сладкие травы.  

Магнолия в белом уборе  

Склоняла туманное тело, 

И синее-синее море  

У берега бешено пело.  

Но в яростном блеске природы  

Мне снились московские рощи,  

Где синее небо бледнее,  

Растенья скромнее и проще.  

Где нежная иволга стонет  

Над светлым видением луга,  

Где взоры печальные клонит  

Моя дорогая подруга.  

И вздрогнуло сердце от боли,  

И светлые слезы печали  

Упали на чаши растений,  

Где белые птицы кричали.  

А в небе, седые от пыли,  

Стояли камфарные лавры  

И в бледные трубы трубили,  

И в медные били литавры.